Орочены
Незадолго до войны в суровой Финляндии почти не знали замков, особенно на севере, потому что не было воров. В некоторых городах Германии улицы были засажены фруктовыми деревьями, и никакому мальчишке не приходило в голову трогать плоды. Слову британца верили тверже, чем векселю. Вы могли забыть зонтик или саквояж в любом французском вагоне и на другой день найти его в бюро потерянных вещей. И т. д., и т. д.
После войны как-то разом упала общественная нравственность. Расхищают, присваивают и просто крадут все, кроме безруких, идиотов и грудных детей. Слово совершенно потеряло вес и значение. Война слишком ясно показала многим, что человек — самое непрочное существо, которое делается беспомощным от крошечной дырки в голове. Никогда от сотворения мира не было стольких убийств с целью грабежа, и это даже в странах, гордящихся своей высокой цивилизацией… Бывшие спекулянты и мародеры — акулы войны, нажившиеся на солдатской крови, перекачавшие государственные запасы в свои карманы, эти нынешние нувориши, окруженные подобострастным восхищением толпы, — завладели не только женщинами, лошадьми, бриллиантами, яхтами и биржей, но также солнцем, луною, зарею, звездами, лесом, цветами, природою, искусством и общественным мнением.
Ну разве возможно было себе представить до войны, чтобы матч Демпси — Карпантье возбудил столь страстное внимание всех грамотных жителей Старого и Нового Света, какого никогда не возбуждали ни величайшее научное открытие, ни самая кровопролитная битва? Разве толстяк Фатти не был торжественно встречен и помпезно чествован представителями искусства Франции, царицы изящного? Разве не удостоился неслыханных царских оваций Чарли Чаплин?
представители ума, власти и чести. Правда, они, пожалуй, не вытащат кошелька из чужого кармана, способны аккуратно расплатиться за бридж и, должно быть, не берут денег со своих любовниц. Они даже многое видят и понимают… Но душа человеческая так сложна и складна, а ум так ловко умеет обращаться с иллюзиями, компромиссами и софизмами… Да и кто найдет теперь язык Иеремии или пламень Савонароллы и кто отважится закричать их словами, не рискуя вызвать безумно-веселый смех во всем мировом театре — от галерки до лож бенуара?
И как это ни прискорбно, а надо нам, русским, вынув голову из-под крыла самообмана, здраво сознаться, что никто-говоря по совести — судьбою нашего отечества на этом вертящемся шаре не интересуется. Только из вежливости слушают наш робкий писк: «Помилуйте — страна Достоевского и Толстого!» Но как хотите — а романы Бурже понятнее «Идиота» и стройнее циклопической «Войны и мира», Шерлок Холмс занимательнее Чехова, а наш благоуханный, чудесный Пушкин в переводе выходит плоским местом.
Западные расы позволяют себе роскошь сентиментальности в виде жеста, фразы, легкой приправы к общежитию, но в мудром своем и прочном эгоизме они мало склонны к женственной жалости. Вымирает от голода и от язвы большевизма недавно сказочно богатая и безмерно сильная страна. «Ах, несчастные люди! Вот и у нас тоже: хлеб стоит вчетверо дороже, чем до войны, а квартиры — вдесятеро». Увы! своя заусеница болит гораздо острее, чем чужая пробитая пулею печень.
Да и что такое Россия в глазах среднего европейца? Экзотическая страна, какой-то географический, этнографический, исторический и психологический абсурд. Страна, где ходят по столичным улицам белые медведи и прирученные волки, страна самовара, les boyards russes les tchinovnikes и les nihilistes[1], страна чудных минаретов, идолопоклонства, страна, бросившая на войне союзников, страна, разложившаяся и обнищавшая, благодаря усилиям десятка большевиков. Дикая, первобытная, варварская страна! А главное — страна, которая вот уже четвертый год распространяет волны тревоги по всему миру.
ладонях. И, может быть, недалеко то время, когда кто-то первый из них признает старую колонизаторскую формулу.
«Земной шар слишком мал, a людей на нем чересчур много. И вот, если мы наблюдаем, что на одной части планеты люди высокой культуры, знаний и интенсивного труда задыхаются от безработицы, конкуренции и бедности, а другая, плодородная часть, заселенная какими-то полуголодными язычниками и антропофагами, кочующими звероловами, первобытными пахарями-ковырятелями земли, лежит в первозданной нетронутости, то не долг ли, не призвание ли культурных народов занять, хотя бы силою, эту часть земли и развить на ней правильное хозяйство в интересах всего цивилизованного человечества? Так было поступлено некогда с ацтеками, северными индейцами, неграми, австралийцами, бушменами, туарегами, эскимосами; так и Россия в свое время колонизировала северо-восточную Сибирь, и где теперь следы каких-то ороченов и гиляков? — так должно быть, в силу непреложных причин, поступлено и с Россией».
Конечно, мы ответим на эту формулу горячим протестом, написанным на тридцати листах бумаги.
«Но мы вовсе не ботокуны, не орочены и не эскимосы! У нас Толстой и Достоевский. У нас Белелюбский строил мосты, Воронихин — соборы, Щукин — паровозы, Сикорский — аэропланы, Попов — беспроволочный телеграф. Кроме того, мы страстно любим родину. И кроме того, поглядите — у нас музыка и балет».
Но мудрый политик возразит нам так снисходительно-ласково, как говорят с детьми, убеждая их принять слабительное:
«Это все равно. Вот у нас в столице гостили табором дагомейцы. У них музыка очень своеобразна, рисунки их на слоновой кости просто прелесть, и на их танцы собирался смотреть весь город. Они тоже страстно любили родину — до такой степени, что умирали от ностальгии. Но все они, хотя и были одинаково черны, голы и губасты и так похожи друг на друга, что не различишь, все они происходили из разных враждующих семейств. Несогласия их истекали из-за способа молиться своим богам: одни стояли перед ними на параллельных ступенях, другие — носками внутрь, третьи — наружу. И от этого у них происходили такие распри и так они надоедали своими криками и жалобами, что наш муниципалитет решил, для их же блага, возвратить их на родину, где они должны работать на славу и пользу Европы». Что мы возразим на последний довод?
Примечания
Впервые — ОД. 1921. 18 сентября. № 428. Под статьей проставлена дата: 16 сентября.
Орочены — народность в Сибири.
…язык Иеремии или пламень Савонароллы… — Иеремия — пророк, предсказавший иудеям семидесятилетнее вавилонское рабство (в 589 г. до н. э.) (4 Цар. 24–25). Савонаролла Джироламо (1452–1498) — проповедник, отличавшийся фанатизмом. В 1492 г. провозгласил Иисуса Христа королем Флоренции и при поддержке Франции основал республику теократического типа. Казнен.
Бурже Поль Шарль Жозеф (1852–1935) — французский писатель.
— соборы, Щукин — паровозы, Сикорский — аэропланы, Попов — беспроволочный телеграф. — Белелюбский Николай Аполлонович (1845–1922) — инженер-строитель; Воронихин Андрей Никифорович (1751–1814) — архитектор, строитель Казанского собора в Петербурге; Щукин Николай Леонидович (1848–1924) — русский ученый в области железнодорожного транспорта; Сикорский Игорь Иванович (1889–1972) — авиаконструктор, с 1918 г. — в эмиграции; Попов Александр Степанович (1851–1905) — один из изобретателей радио.
… нигилистов (фр.).