Дневники и письма
В чем главные пороки нынешних дневников?
По-моему, в том, что, во-первых, авторы их, стоя слишком близко к частным явлениям, не могут охватить эпоху. Батальную картину рассматривают, отойдя на другой конец зала.
Во-вторых, близкая прикосновенность к событиям переносит их центр к делам, сценам, ощущениям, лично пережитым. Каждому воину, участвовавшему в великой битве, кажется, что удача или неудача сражения зависела исключительно от его роты, полка, дивизии и т. д. «Поддержи нас вовремя N-ский полк, все повернулось бы иначе».
В-третьих, собственная внутренняя жизнь не может не отразиться на дневнике искажающим образом. Люди есть все-таки люди, склонные к обидчивости, нетерпению, мстительности, властолюбию, зависти, самовлюбленности, презрению и т. д. Трудно также в горячую минуту удержать пишущую руку от клеветы или злой сплетни…
Наконец, нередко бывает, что основным мотивом дневника и главной причиной его опубликования служит желание оправдаться в содеянных ошибках, проступках и даже преступлениях или свести кое-какие счеты.
Словом, целая гамма: от огромного Витте до ничтожного Комиссарова.
На днях я одолел три почтенных тома, заключающих в себе дневник М. С. Маргулиеса.
Напечатано по новой орфографии, и это не к пользе дневника, а, скорее, к вящему доказательству неудобности советского правописания. Даже вчитавшись в текст и вполне освоившись с печатью, — все же на каждой странице нет-нет споткнешься и бываешь вынужден снова перечитывать фразу, что очень неприятно для читателя и невыгодно для сочинителя.
Книга эта называется «Год интервенции».
Мы когда-то удивлялись на путешественника Мишеля Бернова, обошедшего per pedes apostolôrum[1] вокруг земного шара, и на сибирского казака Пешкова, который на сером лохматом коньке приехал из Иркутска в Петербург и получил в виде приза руку и сердце женщины писательницы, старше его на шестнадцать лет и пренесносного характера. Но что значат их совокупна энергия и настойчивость в сравнении с духовной Ниагарой М. С. Маргулиеса.
В продолжение этого года М. С. Маргулиес встречается со множеством людей (по алфавитному указателю не менее пятисот) — людей видных, средней величины и так себе, еле заметных. С иными он встречается только один раз, но это — исключение. С другими, наоборот, очень часто, например с С. Г. Лианозовым до двухсот раз, с генералом Деникиным немного чаще. Мы будем весьма умеренны, если скажем, что в среднем на каждое лицо придется по пяти свиданий. Итого (не забудьте этого числа!) 2500 rendez-vous[2].
Все эти встречи чисто деловые, и притом большой государственной, общественной или военной важности. А так как деловые свидания, да еще важные, всегда происходят за накрытым столом (это всем известно!), то почти с каждым из своих собеседников М. С. Маргулиес завтракает, обедает, ужинает, а то и попросту распивает чашку чая. Мы говорим «почти с каждым», потому что иначе получился бы абсурд: если разделить количество встреч, то есть 2500, на количество дней в году, то на долю М. С. Маргулиеса получилось бы 6 repas[3] этот тяжкий труд во благо великой России и во имя укрепления великих завоеваний революции.
Каких только стран не посетил М. С. Маргулиес, каких морей он не переплыл. С какими только людьми и в каких ресторанах не садился за стол — его впечатлений хватило бы на три средних обывательских жизни довоенного времени.
Яссы. Одесса («Лондонская гостиница»). Крым («Гостиница для чинов первых трех классов»). Бухарест (?). Париж («Лютеция»). Лондон. Гельсингфорс («Feniа»). Ревель («Золотой лев»). Нарва. Ямбург. Юрьев. Рига. Стокгольм. Опять Лондон. Опять Париж.
Это города. Конечно, многие из них я пропустил. Зато во многих успел побывать по четыре, по пять раз этот замечательный путешественник-гастроном.
Кипит человек! Ежедневно он докладывает, совещается, заседает, составляет союзы, единения, проекты, планы, организует правительства и т. д. Как он успевает все это делать между четырьмя политическими приемами пищи — уму непостижимо.
Конечно, нет. Да и физически это невозможно. Во-первых — недосуг, а затем, как бы сказать, не дано ему этого от природы. Это видно по оценкам людей и событий.
Вот, например, особы, мнением которых он дорожит, опыту которых он верит, в чьей золотой честности он ни на минуту не сомневается и на чьих сообщениях он укрепляет свои государственные замыслы: Арабажин, Яворская, Кирдецов Дюшен, Богданов. Не будем говорить о покойниках плохо. А из живых лик лжепрофессора Арабажина мы знаем давно, Кирдецов же и Дюшен, на наших глазах сделав неизбежный поворот в сторону большевизма, нашли свое теплое гнездо.
Зато к армии он относится с предвзятой ненавистью. Родзянко, по его мнению, неумен и мало смыслит в политике. Безукоризненно честного, благородного Пермикина, человека доблести и отваги несравненных, он одним росчерком пера путает с рыцарем из-под темной звезды Булак-Балаховичем. Над роковой ошибкой Ветренко он издевается…
Героическому выступлению Северо-Западной армии он заранее пророчит неудачу: ему, видите ли, «не показались» эти голодные, холодные раздетые, разутые люди. В начальных успехах он заранее хочет провидеть неудачу. «Прошли немного вперед, хотя и не по главному направлению (экий стратег!). Не отступление ли маленькое?»
«Наши обходят Гатчину. (А раньше-то они были чьи?) Слава Богу».
«Взяты Гатчина и Красное. Генерал думает не двигаться дня два-три. Зачем только эти проклятые остановки движения на три дня? Чую беду».
В «Войне и мире» есть пречудесное местечко. Пьер в своей белой пуховой шляпе, верхом на рослой лошади, попал в самую гущу переправы через мост во время Бородинского боя. Солдаты недовольны, один ударил его лошадь прикладом, а сзади сердитый голос: «Чего ездит среди батальона!» И потом опять окрик: «Какой это ездит впереди линии?»
Конечно, впереди линии М. С. Маргулиес не стал бы ездить. Но если бы, на эти три дня остановки, к нему вдруг чудом попала в руки власть Главнокомандующего, он не задумался бы распорядиться: «Немедленно наступать дальше! Под стр-р-рахом…» Откуда же ему, бедному, было знать или догадаться, что люди шли несколько суток, с непрерывными боями, почти без сна, по болотистому и лесистому междуозерному пространству, которое красным генштабом считалось абсолютно непроходимым, и что отдых, сон и еда были для них важнее всяких других соображений. Генералы это поняли и сделали хорошо. Некоторые части успели отдохнуть, но не три дня, а всего лишь один. Талабский же полк (Пермикина) пошел, не отдыхая, вперед для несения сторожевой и разведочной службы, и вообще, я не постигаю, когда этот славный полк спал, ел и отдыхал за четырнадцать суток.
Хороши еще четыре строчки М. С. Маргулиеса. Выписываем целиком:
«Нечто фатальное — Провидение за большевиков. Любой Дыбенко, не говоря о Буденном, прошел бы триумфальным шествием в Петроград с такой горстью храбрецов, какая была у Юденича, так полно и прекрасно снабженной».
Правда, это сказано со слов К. А. Крузенштерна. Но нельзя же напичкивать книгу всяким вздором. Неужели г. г. Маргулиес и Крузенштерн никогда не слыхали о том, что в дни чудесных побед и сверхчеловеческого напряжения Северо-Западной армии она внезапно была лишена снабжения, снаряжения, провианта и т. д., что кто-то в один миг перерезал ее главную жизненную артерию. Неужели они не знают, кем было сделано это злодейское предательство, равного которому не было со времен Иуды?
* * *
Много в этой книге неточностей. Одна касается меня.
«По сведениям офицеров (?), — пишет М. С. Маргулиес, — в Царском Селе и Гатчине генералы усиленно расстреливали евреев…»
И вдруг приклеивает в строчку мое имя. «Куприн рассказывает что его усилиями был предупрежден в Гатчине еврейский погром, который собирались учинить белые».
Несмотря на это, никакие мои усилия остановить погром не привели бы ни к чему, будь начальство настроено погромно. Дело же было так. В первое же утро после ночного вступления армии в Гатчину, на радостях, некий портной Хиндов (русский) в компании красноармейского солдата, задержавшегося, при оставлении красными Гатчины, специально для утех грабежа, ворвались в часовой магазин Волка. Хиндов стащил предмет по своей специальности — швейную машину, солдат — несколько часов и цепочек. Оба были скоро схвачены и еще скорее повешены на старых гатчинских березах, с рукописными плакатами на грудях: «За грабеж мирного населения».
И вот для успокоения одних, для устрашения других мною была составлена и напечатана в редактируемой мною газете небольшая прокламация. Что, вот-де, если между русскими бывают плохие люди, почему не быть им среди евреев? Ваших гатчинских евреев вы хорошо знаете. Их всего пять-шесть семейств. Знали их ваши отцы, и деды, и прадеды, потому что живут они здесь со времен Павла I. Видали ли вы от них зло? И потому с каждым, кто посягнет на чужое имущество или жизнь, и т. д.
Прокламация эта прошла через цензуру начштаба, сурового и весьма монархичного капитана Видягина, подписана была генералом графом Паленом и затем расклеена на столбах.
И честью свидетельствую, что не вследствие моих слов, а вследствие того великого и чистого духа, каким была пропитана вся армия — от генералов до солдат, никаких обид, зол и утеснений не чинилось никому из мирных жителей Гатчины и окрестностей, без различия крови и веры.
— на десерт — еще кусочек из дневника М. С. Маргулиеса.
«Заходил Проппер — объявляет себя федералистом, вне федерации не видит спасения. Поздравил его с тем, что в России теперь два федералиста: он и я.
Проппер прибавил: и Г. Л. Кирдецов.
Значит, три».
Компания небольшая, но почтенная. И все это всерьез, без улыбки, в стиле английского юмора.
Примечания
Впервые — РГ 1924. 7 января. № 1; 14 января. № 2; 28 января. № 4.
С. 360. …от огромного Витте до ничтожного Комиссарова. — Витте Сергей Юльевич (1849–1915), граф — русский государственный деятель. В 1892–1906 гг. занимал министерские посты (министр путей сообщения, министр финансов, премьер-министр). Куприн имеет в виду его трехтомные «Воспоминания», впервые изданные в 1921–1922 гг. Комиссаров Михаил Степанович (1879-?) — жандармский офицер, скандально прославившийся в годы революции 1905–1907 гг. печатанием погромных прокламаций. С 1916 г. — генерал, руководил охраной Григория Распутина. После 1920 г. — в эмиграции, где печатал в периодических изданиях свои воспоминания, полные самооправданий. Высказывались подозрения, что Комиссаров работал на советскую разведку.
Мануил Сергеевич (1868–1939) — видный врач, общественный деятель, известный адвокат, масон. В 1905 г. — один из основателей Радикальной партии. В годы первой мировой войны — товарищ председателя Центрального Военно-промышленного комитета, председатель Санитарного отдела Союза городов. С 1918 г. — в эмиграции. В августе-декабре 1919 г. — министр промышленности, торговли и народного здравоохранения Северо-Западного правительства. С 1920 г. — в Париже. Об отношении Куприна к Северо-Западному правительству, чем объясняется памфлетный тон рецензии, см. примеч. к рассказу «Кража». Книга Маргулиеса «Год интервенции» –3. Берлин, 1923) до настоящего времени остается одним из основных источников по истории белого движения на северо-западе России.
Лианозов С. Г. — см. примеч. к рассказу «Кража».
…Арабажин, Яворская, Кирдецов, Дюшен, Богданов. — О К. И. Арабажине, Г. Л. Кирдецове, Б. В. Дюшене см. примеч. к рассказу «Кража». Богданов Петр Алексеевич (1888–1941?) — министр земледелия Северо-Западного правительства. Яворская (урожд. Гюббенет, по мужу кн. Барятинская) Лидия Борисовна (1871–1921) — актриса.
— генерал-майор, первый командующий Северо-Западной армией (июнь-сентябрь 1919 г.).
…благородного Пермикина… — О М. Н. Пермикине см. примеч. к рассказу «Кража», а также повесть «Купол Св. Исаакия Далматского».
…с рыцарем из-под темной звезды Булак-Балаховичем. — Булак-Балахович Станислав Никодимович (1883–1940) — в русской армии ротмистр. В мае-октябре 1918 г. — командир полка в Красной Армии, вначале ноября 1918 г. вместе с полком перешел к белым. Его полк входил в состав Северного корпуса, в дальнейшем преобразованного в Северо-Западную армию. В мае-июле 1919 г. — командир дивизии (получил чин генерала), занимал Псков и часть Псковской губернии. Прославился безудержным грабежом и террором, лично участвовал в казнях. В августе 1919 г. за недисциплинированность отчислен из Северо-Западной армии. Жил в Эстонии. В январе 1920 г., в момент расформирования Северо-Западной армии, конфисковал остатки ее казны, перебрался в Польшу, сформировал там «Народно-Добровольческую армию» своего имени, участвовал в польско-советской войне, после ее окончания остался в Польше. Убит.
Над роковой ошибкой Ветренко он издевается… — Ветренко — генерал Северо-Западной армии. Во время наступления на Петроград возглавляемая Ветренко 3-я дивизия получила приказ Юденича отправить один из полков для захвата железнодорожной линии Москва-Петроград. Приказ не был выполнен. В военно-исторических исследованиях и мемуарной литературе это обстоятельство считается одной из причин поражения Северо-Западной армии.
Крузенштерн К. А. — полковник, начальник внешних сношений Северо-Западной армии.
— См. об этом эпизоде в кн.: Куприна К. А. Куприн — мой отец. С. 105.
Проппер Станислав Максимилианович (1885–1931) — журналист, редактор-издатель газеты «Биржевые ведомости».
1. апостольскими стопами
2. свиданий (фр.).
(фр.).