Лилин В.: Александр Иванович Куприн.
Петербург

Петербург

Лилин В.: Александр Иванович Куприн. Петербург

Начало нового, XX века совпало с большими переменами в жизни Куприна. После нескольких лет скитаний в поисках заработка он переезжает в Петербург.

"Я толкался всюду и везде искал жизнь, чем она пахнет,- рассказывал Александр Иванович. - Среди грузчиков в Одесском порту, воров, фокусников и уличных музыкантов встречались люди с самыми неожиданными биографиями - фантазеры и мечтатели с широкой и нежной душой".

В Одессе Куприн познакомился с Чеховым. В Ялте, куда Куприн приехал из Одессы, знакомство было продолжено. Куприн жил недалеко от дачи Чехова, в маленькой комнатушке. В соседних комнатах жила большая и шумная греческая семья. Обстановка для работы была самая неподходящая, и Чехов настоял на том, чтобы Александр Иванович приходил к нему по утрам и занимался у него внизу, рядом со столовой.

"Вы будете писать внизу, а я наверху, - говорил он со своей очаровательной улыбкой. - И обедать будете также у меня. А когда кончите, непременно прочтите мне, или, если уедете, пришлите хоть корректуру".

Вот что рассказывал об этом сам Куприн:

"Конечно, мне было очень неловко видеть, как знаменитый писатель заботился о моих удобствах. Я привык писать где-нибудь "на тычке", на кончике стола, среди шума и редакционной толкотни, а тут - отдельная комната и полная тишина!.. Приходишь утром работать, Антон Павлович озабоченно спрашивает, сдвигая брови: "Может быть, вам перо не годится? Вы не стесняйтесь! Я по себе знаю - иногда из-за плохого скрипучего пера вся работа идет черт знает как". - И вот я сижу над рукописью. Благодать! Работается весело!.. Но ухо мое повернуто назад, и я иногда отчетливо слышу, как Чехов, проходя по коридору мимо моей комнаты, вдруг начинает ступать как-то по-другому, осторожно, всей пяткой, чтобы не производить лишнего шума... или шикает на Марфушу, если она гремит посудой... Трогало это меня почти до слез...

Вмешивался ли он в мою работу? Нет, не помню, чтобы Антон Павлович хоть однажды спросил у меня, много ли сделано, как двигается рассказ?.. Но когда я кончил и прочитал, он сейчас же начал по медицинским книгам проверять симптомы сердечной болезни... Ведь у меня в этом рассказе борец Арбузов умирает от разрыва сердца... Чехов делал замечание и приговаривал требовательным баском: "В этих делах, сударь мой, надо, чтобы комар носу не мог подточить! Понимаете? Ведь рассказ попадет и к медикам..."

Чехов принял горячее участие в судьбе Куприна, помог ему переехать в Петербург, рекомендовал редактору-издателю "Журнала для всех" В. С. Ми-ролюбову, который предложил писателю место секретаря журнала. Перед Куприным открывались двери в столичный литературный мир, в "большую литературу". Жизни провинциального литератора пришел конец.

После переезда в Петербург между Чеховым и Куприным шла оживленная переписка. Писатели обменивались мнениями по самым различным вопросам общественной и литературной жизни.

Чехову очень нравился рассказ Куприна "В цирке", а о рассказе "На покое" он писал автору: "Вы хотите, чтобы я говорил только о недостатках... В этой повести недостатков нет, и если можно не соглашаться, то лишь с особенностями ее некоторыми..." Куприн делился с Чеховым своими творческими планами. В октябре 1902 года, получив предложение горьковского издательства "Знание" выпустить его произведения, он спешит поделиться своей радостью с Чеховым: "Если дело выгорит, я буду очень счастлив".

В Одессе же Куприн теснее познакомился с Иваном Алексеевичем Буниным, одним из крупнейших мастеров слова.

"Я поставил на него ставку тотчас после его первого появления в "Русском богатстве",- вспоминал Бунин,- и потому с радостью услыхал однажды, гостя у писателя Федорова в Люстдорфе, под Одессой, что к нашим сожителям по даче Карышевым приехал писатель Куприн, и немедля пошел с Федоровым знакомиться с ним. Лил дождь, но все-таки дома мы его не застали,- "он, верно, купается",- сказали нам. Мы сбежали к морю и увидели неловко вылезающего из воды невысокого, слегка полного и розового телом человека лет тридцати... "Куприн?" - "Да, а вы?" - Мы назвали себя, и он сразу просиял дружеской улыбкой, энергично пожал наши руки своей небольшой рукой (про которую Чехов сказал мне однажды: "Талантливая рука!"). После знакомства мы сошлись с ним удивительно быстро,- в нем тогда веселости и добродушия было так много, что на всякий вопрос о нем,- кроме того, что касалось его семьи, его детства,- он отвечал с редкой поспешностью и готовностью своей отрывистой скороговоркой: "... Что я пишу сейчас? Ровно ничего,- ничего не могу придумать, а положение ужасное,- посмотрите, например: так разбились штиблеты, что в Одессу не в чем поехать. ... Слава богу, что милые Карышевы приютили, а то бы хоть красть..."

В это чудесное лето, в южные теплые звездные ночи, мы с ним без конца скитались и сидели на обрывах над бледным летаргическим морем, и я все приставал к нему, чтобы он что-нибудь написал, хотя бы просто для заработка. "Да меня уже никуда не примут",- жалостливо скулил он в ответ: "Но ведь вы уже печатались!" - "Да, а теперь чувствую, напишу такую ерунду, что не примут". - "Я хорошо знаком с Давыдовой, издательницей "Мира божьего", - ручаюсь, что там примут". - "Очень благодарю, но что же я напишу? Ничего не могу придумать!" - "Вы знаете, например, солдат - напишите что-нибудь о них. Например, как какой-нибудь молодой солдат ходит ночью на часах и томится, скучает, вспоминает деревню..." - "Но я же не знаю деревни!" - "Пустяки, я знаю, давайте придумывать вместе". Так и написал он свою "Ночную смену", которую мы послали в "Мир божий", потом еще какой-то рассказик, который я немедленно отвез в Одессу, в "Одесские новости",- сам он почему-то "ужасно боялся" - и за который мне удалось тут же схватить для него 25 рублей авансом. Он ждал меня на улице и, когда я выскочил к нему из редакции с двадцатипятирублевкой, глазам не поверил от счастья, потом побежал покупать себе штиблеты, потом на лихаче помчал меня в приморский ресторан "Аркадию" угощать жареной скумбрией и белым бессарабским вином... Сколько раз, сколько лет и какой бешеной скороговоркой кричал он мне во хмелю впоследствии:

"

Полуголодная молодость, лишения, поиски куска хлеба не вытравили в этом человеке чувства собственного достоинства, самолюбия, своеобразной гордости.

В ноябре 1901 года, вскоре после приезда Александра Ивановича в Петербург, Бунин и Куприн были в гостях у издательницы журнала "Мир божий" Александры Аркадьевны Давыдовой. Приемная дочь Александры Аркадьевны, Мария Карловна (ее подкинули в 1881 году), слушательница словесного отделения Высших женских (Бестужевских) курсов, умная и красивая женщина, сразу привлекла внимание молодого Куприна.

В начале 1902 года Александр Иванович и Мария Карловна поженились и лето провели в Крыму. Здесь Александр Иванович познакомился с Л. Толстым и потом часто вспоминал подробности разговора с великим писателем.

Писатель высоко чтил талант Льва Толстого. "Он шел,- вспоминал Куприн,- как истинный царь, который знает, что ему нельзя не дать дороги... Но я понял... что можно гордиться тем, что мы мыслим и чувствуем с ним на одном и том же прекрасном русском языке... что этот многообразный человек, таинственною властью заставляющий нас и плакать, и радоваться, и умиляться,- есть истинный, радостно признанный властитель".

"Мелкие провинциальные актрисы часто присоединяют его к своим неправдоподобным псевдонимам", но он не спорил: обещание надо выполнять.

Лето 1903 года Куприны провели в Крыму. С ними вместе была мать писателя. Куприн был весел, писал много шутливых стихов. История, услышанная от бродячих артистов, которые обедали у Куприных, легла в основу рассказа "Белый пудель".

После смерти Александры Аркадьевны в феврале 1902 года издателем журнала "Мир божий" стала Мария Карловна, а Куприн вошел в состав редакции по отделу беллетристики.

На Разъезжей улице в Петербурге, неподалеку от Пяти углов стоит старый большой дом. Здесь на втором этаже помещалась редакция журнала "Мир божий" и квартира А. И. Куприна.

В журнале печатались произведения А. П. Чехова, И. А. Бунина, А. М. Горького, А. И. Куприна, выступал со статьями Тарле, в будущем крупный советский историк.

артистов, художников - всего их около пятидесяти. Стол Куприна был своеобразным альбомом. В московском доме Льва Толстого гости расписывались на скатерти, а потом их автографы дочь писателя вышивала цветным шелком.

На купринском столе до нас дошли записи И. Бунина, А. Серафимовича, С. Скитальца, К. Чуковского, С. Сергеева-Ценского, критика Ф. Батюшкова, этнографа-очеркиста Н. А. Тан-Богораза, журналистов тех лет.

День Александра Ивановича начинался с традиционного редакторского совещания. Для Куприна, обладавшего неусидчивым и беспокойным характером, эти совещания были пыткой. Мария Карловна вспоминает: "Часа полтора спустя после начала совещания Куприн говорил: "Я, Машенька, немного пробегусь по улицам, у меня совсем голова распухла... И надо же мне наконец узнать эту часть Петербурга". Выйдя из душной прокуренной редакции на улицу, Александр Иванович спешил в "Капернаум" - третьеразрядный трактир. Кто здесь только не бывал! Мелкие чиновники и купцы, офицеры, извозчики и работный люд, для которых было отведено помещение похуже. В "Капернауме" можно было часто встретить писателя Михайловского, критика Скабичевского, веселую компанию газетных репортеров. Куприн себя чувствовал в этом заведении, среди писательской богемы, отлично и часто находил здесь темы для новых рассказов. Он говорил:

"Каждая встреча с незнакомым человеком дает мне что-нибудь новое. Не только характерный оборот речи, но и иногда важно одно только случайно брошенное слово и дополняющие это слово жест, интонация, выражение лица. В каждого нового собеседника я жадно вглядываюсь, впитываю в себя его наружность, его речь, которая, отлагаясь и перерабатываясь во мне, обогащает и мой язык и зрительные впечатления".

Как-то он здесь познакомился с одним офицером, очень странного поведения, лицом похожим на японца. Куприн любил приписывать малознакомым людям необычайные душевные качества. В результате этого знакомства в "Капернауме" появился рассказ "Штабс-капитан Рыбников",

"Это таинственное путешествие по извилинам чужой души и мозга, когда в дороге тебе встречаются неожиданные бездны или высоты воспарения духа. В таких случаях необходимо необыкновенно бережное отношение слушателя, чтобы неосторожным вопросом не спугнуть его настроение, не прерывать нить рассказа и не дать отклониться в сторону от главной мысли. Узнаешь, например, что мелкий почтовый чиновник в мечтах видит себя великим прославленным полководцем. А пожилой настройщик, семейный человек - страстный любитель музыки, втайне пишет оперу, которая, он уверен, прославит его как великого композитора. И какими прекрасными, вдохновенными словами ом говорит об этой своей мечте".

Но пойдемте следом за Александром Ивановичем. Из "Капернаума" он спешит снова к Пяти углам, но не в редакцию. Путь его лежал в подвальный трактирчик на углу набережной Фонтанки. Здесь были лучшие в Петербурге кислые щи, которые Александр Иванович очень любил. В углу длинного и низкого зала его уже ждал друг - писатель Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк. После трапезы Александр Иванович вынимает из кармана тетрадочку и читает отрывки из своих новых произведений.

Бывал Куприн и в "филиале Александринки" (Александринского театра - ныне Академический театр драмы имени А. С. Пушкина) - на квартире артиста Н. Ходотова, где часто собирались писатели, журналисты, артисты. Ходотов, которого Куприн знал еще по Одессе, охотно и часто выступал на благотворительных концертах, сборы с которых шли в пользу студенческих и рабочих организаций, давал приют "нелегальным". Писатель любил его чтение, игру на гитаре, ценил в Ходотове талант актера.

Любил ходить Куприн и в паноптикум - музей заводных восковых фигур. Когда хозяин заводил механизм, начинала вздыматься грудь "умирающей Клеопатры", глаза египетской царицы раскрывались, изо рта змеи, лежащей на ее груди, высовывалось жало. Демонстрировался даже... череп Наполеона. Куприну нравилось здесь, было интересно.

Редакционные заботы, переписка с писателями, чтение рукописей почти не оставляли времени для художественного творчества. К тому же самолюбивый Куприн болезненно воспринимал сплетни о том, что успехом своим обязан родственным связям. Поэтому он вскоре вышел из состава редакции журнала "Мир божий".

"Поединок", "Конокрады", "В походе", "Трус", "В казарме", "С улицы" и другие.

О Куприне все чаще пишут в газетах и журналах. Довольно известный в те годы беллетрист Б. Лазаревский в конце 1902 года писал Чехову: "Получил ноябрьскую книжку "Русского богатства" и прочитал рассказ Куприна "На покое". Давно уже такой художественной вещи не читал. И видишь, и слышишь голоса тех людей, о которых он пишет.

Я за Куприным давно слежу, он вырабатывается, кажется, не быстро, но уже выработался окончательно... Куприн, несомненно, Ваш духовный ученик, в каждой фразе это слышно, но, несомненно, он Вам не подражает".

Для писателя было характерно стремление к точности, лаконизму, объективности повествования, изображению внешне ничем не примечательной, "обыкновенной" жизни. Это сближало Куприна с Чеховым.

Куприн обогатил русскую прозу новыми темами, художественными приемами, своеобразными красками, способствовал развитию в русской литературе сюжетного начала, ибо был мастером увлекательного рассказа.

Встретились они впервые весной 1899 года в Крыму у Чехова.

"Горькому я обязан очень многим. Он не только сердечно и внимательно отнесся ко мне и к моей работе, но открыл мне глаза, по-новому осветил жизнь, разъяснив многое, что было раньше для меня непонятно, заставив задуматься над тем, о чем я прежде не думал",- вспоминал Куприн.

Дружеское участие и поддержку Горького Куприн начал чувствовать с первых дней их знакомства. В 1903 году в "Знании" вышел первый том рассказов Куприна, а в "знаньевских" сборниках систематически печатались его произведения. Куприн гордился честью быть напечатанным в "Знании" и говорил, что те, кто печатались в сборниках "Знания", как бы получали "некоторый патент на экзамен, выдержанный во второй класс".

В "Знании" большими тиражами выходили отдельные произведения и собрания сочинений писателей. Читатель знакомился со всем, что было лучшим в демократической литературе конца XIX - начала XX века.

"Знания", стали выразителями революционных настроений, резко выступали против существующего деспотического строя.

Сборники "Знания" иногда сравнивают с "Современником" и "Отечественными записками" Некрасова и Салтыкова-Щедрина. Во многом это справедливо. Отметим только, что горьковские сборники не имели критико-публицистического отдела, который во многом определял лицо русских журналов в 60-80-е годы прошлого века.

Происходившие в русской литературе тех лет процессы, означавшие начало новой эпохи в художественном развитии России, были тесно связаны с русской действительностью.

В конце XIX - начале XX века центр революционного движения переместился в Россию. Обостряются классовые противоречия во всех слоях общества, происходят забастовки рабочих, растут крестьянские выступления.

В. И. Ленин ведет борьбу за создание революционной пролетарской партии. В стране усиливается всеобщее недовольство самодержавием, назревает революционный взрыв.

1861 года полным ходом шел процесс обнищания крестьянства. Миллионы крестьян и рабочих бродили по России в поисках работы. Усилилась реакция, особенно после убийства народовольцами в 1881 году Александра II. Вдохновителем реакции в России был обер-прокурор Синода Победоносцев - ярый мракобес, фактический глава правительства. Дворянская политика Александра III была направлена на дальнейшее усиление власти помещиков над крестьянами. Начавшийся с конца 70-х годов промышленный кризис привел к значительному ухудшению положения рабочих. Значительно возросло число безработных.

Об этом мрачном периоде реакции в России Горький писал: "Тяжелые серые тучи реакции плыли над страной, гасли яркие звезды надежд, уныние и тоска давили юность, окровавленные руки темной силы снова быстро плели сети рабства".

Под влиянием реакции часть русской интеллигенции отказалась от прогрессивных устремлений, стала на службу черным силам. Но передовая общественная мысль не смирилась с господством произвола и насилия.

В 80-е годы Г. В. Плехановым создается первая марксистская группа "Освобождение труда", заложившая основы социал-демократического мировоззрения в России.

В русской литературе и искусстве 90-х годов ведущее место занимает критический реализм.

Подлинный реализм не ограничивается описанием внешней стороны явлений, но и глубоко передает сущность явлений.

Развитие реализма связано с развитием общества, с освободительным движением народов. В русской литературе и искусстве XIX века, проникнутых освободительными идеями, особое развитие получил критический реализм, отражавший протест народа против самодержавно-крепостнического и буржуазного строя царской России. Русская реалистическая литература играла ведущую роль в мировой литературе,

Властителями дум прогрессивной части русского общества в начале XX века были такие корифеи литературы критического реализма, как Л. Н. Толстой и А. П. Чехов. В 90-е годы звучали голоса писателей-демократов В. Г. Короленко, Д. Н. Мамина-Сибиряка, разоблачавших капитализм. Писатели критического реализма осуждали буржуазные пороки, отстаивали народность русской литературы, ее высокое гуманистическое назначение, свободолюбивые идеалы.

На рубеже нового века в литературу приходит младшее поколение талантливых писателей-реалистов: А. И. Куприн, И. А. Бунин, В. В. Вересаев, Л. Н. Андреев, Н. Г. Гарин-Михайловский. В своих произведениях они отражают важные проблемы, выдвинутые временем, критически изображают мещанство, мрачный и затхлый быт провинции, защищают человеческую личность и достоинство угнетенных. Писатели-реалисты выступают в защиту национальных меньшинств царской России, отстаивая их права. Их деятельность, протекавшая под идейно-художественным влиянием Горького, совпадала с интересами пролетарского революционного движения и освободительной борьбы.

его. В эти годы появляется много декадентских произведений, проникнутых упадническими, мистическими мотивами, проповедовавших полный отказ от борьбы, попыток изменить жизнь. Декаденты уводили читателя от реальной жизни, от социальных проблем в потусторонний, мистический и таинственный мир, в мир неясных предчувствий, намеков, смутных и невыразимых настроений.

Молодой, начинающий писатель Куприн должен был разобраться во всем этом сложном процессе, происходившем в литературе, определить свое место в ней. Здоровый физически и нравственно человек, страстно любивший жизнь со всеми ее радостями и горестями, Куприн закономерно становится на путь реалистического искусства.

Творчество Куприна было принципиально враждебно реакционной теории декадентского искусства. Писатель был поистине охвачен "прибоем конкретной жизни". В ряде его произведений 1900-х годов видно стремление к показу хорошего, доброго, положительного начала в жизни. Но это стремление не приводит к примирению с окружающей действительностью, к восхвалению сложившихся общественных отношений, что было так характерно для творчества Потапенко, Боборыкина и многих других писателей начала века. И хотя в таких рассказах, как "Чудесный доктор", "Тапер", есть отпечаток "благотворительного, рождественского жанра", но в основе этих рассказов лежит не проповедь мнимого братства имущих и неимущих, а восхваление славных деятелей русской культуры. Благотворителем в рассказе "Чудесный доктор" является великий русский медик Н. И. Пирогов; в рассказе "Тапер" - замечательный пианист Антон Рубинштейн.

Творчество Куприна было тесно связано с демократическим литературным движением, его лучшие произведения направлены против остатков крепостничества, против капитализма - новой формы угнетения человека человеком.

Куприн, как правило, не выступал в своих произведениях с прямой, непосредственной оценкой событий, героев, конфликтов. Он не разоблачал, а просто показывал так, что само изображаемое давало ответы на жгучие вопросы жизни.

"двухголовое чудовище" - царское самодержавие, сочувственно относясь к революционным выступлениям крестьян, рабочих, студентов, Куприн писал о крестьянских волнениях: "Исполняются мои пророчества... Русский народ начал говорить свое слово в истории".

Симпатизируя простым людям, их тяжелой и горькой судьбе, Куприн в ряде своих произведений пишет о стремлении этих людей к искусству, творчеству, об их душевной красоте.

Истории маленькой бродячей труппы дедушки Мартына Лодыжкина посвящен замечательный рассказ "Белый пудель" (1904).

Центральная сцена рассказа - представление бродячих актеров в саду богатой дачи - подчеркивает противопоставление двух миров. На фоне великолепного сада появляется бедно одетый старик с музыкальным ящиком на плече и мальчик с ковриком для акробатических упражнений. У дедушки Мартына нет ничего. Нет даже паспорта, давно потерянного в постоянных странствиях. У него нет ничего, кроме шарманки, с которой он разговаривает, как с живым существом, но он благороден, добр и душевно чуток... "Случалось иногда, что ночью, во время ночлега где-нибудь на грязном постоялом дворе, шарманка, стоявшая на полу рядом с дедушкиным изголовьем, вдруг издавала слабый звук, печальный, одинокий и дрожащий, точно старческий вздох. Тогда Лодыжкин тихо гладил ее по резному боку и шептал ласково: - Что, брат? Жалуешься!.. А ты терпи". Сцена скандала, устроенного сыном владельца богатой дачи, еще больше усиливает противопоставление двух миров. "Интеллигентный" мальчик ругается, орет, требуя представления. "Блажной",- говорит старик про мальчика Трилли. "Шамашедчий?" - догадался Сергей. А мальчик воспитан в среде собственников, считающих, что все на свете продается и покупается. Хозяевам красивой дачи, родителям избалованного мальчика, которым вздумалось купить верного друга бродячих артистов пуделя Арто, старик Лодыжкин преподал урок другой морали, морали народной: "Собаками, барыня, не торгую-с,- сказал он холодно и с достоинством. - А этот пес, сударыня, можно сказать, нас двоих,- он показал большим пальцем через плечо на Сергея,- нас двоих кормит, поит и одевает. И никак этого невозможно, что, например, продать". Но дело не только в материальных соображениях. Старик Лодыжкин и мальчик не могут расстаться с пуделем Арто, ибо привязаны к нему всем сердцем. Но говорить об этом господам старик не хочет, зная, что тем все равно не понять переживаний простого человека. Бродячая труппа, покинув мир богатства, продолжала свой путь. "Долгое время старик и мальчик шли молча, но вдруг, точно по уговору, взглянули друг на друга и рассмеялись: сначала захохотал Сергей, а потом, глядя на него, но с некоторым смущением, улыбнулся и Лодыжкин". Неприятное приключение закончилось...

Куприн с большим мастерством описывает действия и повадки четвероногого друга бродячих артистов пуделя Арто. В этом он напоминает такого "знатока" животных, каким был Джек Лондон.

"Корь" (1904) - разоблачение великодержавного шовинизма и антисемитизма. Проповедником их является крупный промышленник Павел Аркадьевич Завалишин.

В этом рассказе Куприн еще накануне революции 1905-1907 годов показал социальный тип, получивший широкое распространение в годы столыпинской реакции,- тип черносотенца и антисемита. Не меньшей заслугой Куприна явилось создание образа обличителя национализма Воскресенского, который, вступая в конфликт с Завалишиным, знает, что от исхода этого конфликта зависит его личное благополучие. Конфликт этот в высшей степени принципиален, в нем отразилось столкновение между реакционной и передовой Россией.

Языком Воскресенского говорит сам писатель. Он разоблачает попытки реакции навязать обществу мысль о том, что интересы крепостников близки народу. Студент-демократ бросает обвинение в глаза махровому крепостнику, говоря, что в его "народолюбии" есть что-то "мучительно-фальшивое, наглое, позорное".

"Вы ели ихний хлеб? - задает Воскресенский вопрос. - Вы видели ихних ребят с распученными животами и с ногами колесом? А у вас повар шестьдесят рублей в месяц получает, и лакей во фраке, и паровая стерлядка. Так и во всем вы. Русское терпение! Русская железная стойкость! Да ведь какими ужасами рабства, каким кровавым путем куплено это терпение! Смешно даже! Русское несокрушимое здоровье - ах, раззудись, плечо! - русская богатырская сила! - у этого-то изможденного работой и голодом, опившегося, надорванного человека".

Куприн любил и хорошо знал характер и повадки птиц и животных. Он написал много рассказов о собаках, кошках, обезьянах, слонах и птицах, дрессировал, лечил животных, спасал, когда им грозила смертельная опасность, собирался написать книгу о собаках под названием "Друзья человека". Свои рассказы о животных Куприн не выдумывал. Знаменитый укротитель Анатолий Дуров даже писал в своих афишах, посвященных зверям:


С нами был приятель.

Начало 900-х годов - замечательный период в творческой биографии Куприна. Наряду с одобрением Чехова и Горького, он получает доброжелательный отзыв на свой рассказ "В цирке" от гения русской литературы Л. Н. Толстого. Толстой даже обращается с просьбой к Чехову выслать ему "миниатюры" Куприна. И в дальнейшем Толстой продолжает следить за его творчеством. Позднее он отметил рассказ Куприна "Мирное житие" (1904). "Какая это прелесть,- писал Л. Н. Толстой. - Только не следовало старика делать доносчиком. Зачем? Он и так хорош, рельефен, ярок". Этот рассказ был напечатан во втором сборнике "Знания".

В произведениях Куприна начала 900-х годов значительно усиливается критическое, разоблачительное начало.

В богатых содержанием и тщательно отделанных рассказах Куприна живут и действуют, бедствуют и по-своему протестуют самые различные представители социальных низов: воры, босяки, нищие, актеры, дети и взрослые, деревенская и городская беднота.

"С улицы" (1904) герой - босяк и бродяга - говорит о себе словами своего защитника на суде, как о "ярком примере физического и нравственного вырождения". Но моральное вырождение раскрывается в рассказе как результат воздействия среды, и в этом большая социальная ценность произведения.

Что же привело к падению героя рассказа? Какие причины? Тлетворная, разлагающая обстановка богатой семьи, частная гимназия для "купеческих сыновей и дворянчиков... которых отовсюду уже вышвырнули". Вот начало падения. Затем офицерская среда, где он пил, буянил, сидел на гауптвахте, служба лакея в ресторане гостиницы, хозяева которой разбогатели преступным путем, и, наконец, убийство с целью быстрого обогащения. Таков путь "вниз".

В произведениях Куприна кануна первой русской революции отчетливо видна тенденция разоблачения всего того, что калечит и губит человека. Эта тенденция сильно выражена в рассказах "Болото", "Черный туман", "Мирное житие", "Корь".

Рассказ "Черный туман" (1905) - полное отрицание капиталистического города с его социальными контрастами и холодным равнодушием сытых к судьбам голодных. Герой рассказа Борис, приехавший недавно из деревни в Петербург, говорит, что черный туман, заполнив собою улицы, проник "в сердца и в головы людей". Подобно Молоху полуфантастический образ города-спрута требует все новых и новых жертв.

Умирая от чахотки, Борис произносит слова, рожденные верой в торжество правды и света: победят люди "с милым ярким солнцем в душе".

"солнцем в душе" был родствен горьковским людям "с солнцем в крови". Куприн полон предчувствий социальных перемен в жизни и веры в их неизбежность.

Расстрел демонстрации 9 января 1905 года потряс Куприна. Писатель не примыкал ни к какой революционной организации, но сочувственно откосился к борцам за свободу, был против всякого насилия.

Революционные события в России нарастали. Грандиозная политическая стачка в октябре 1905 года, охватила всю страну: фабрики, заводы не работали, на улицах вырастали баррикады.

Первая русская революция была серьезным экзаменом для демократически настроенной русской интеллигенции. Куприн выдержал этот экзамен. Он читал на студенческих вечерах отрывки из "Поединка"; живя в Крыму, установил связи с революционными матросами-черноморцами. Куприн познакомился с лейтенантом П. П. Шмидтом, будущим руководителем восстания на броненосце "Очаков", выразившим свое восхищение творчеством писателя. За Куприным был установлен секретный полицейский надзор.

На рисунке с натуры И. Е. Репина среди слушающих чтение Горьким своей пьесы "Дети солнца", изображен Куприн (это было 5 июня 1905 года). 30 июля он вместе с Горьким и Л. Андреевым выступает на литературно-музыкальном вечере, часть сбора от которого поступила в пользу РСДРП.

"Очаков".

О том, что он видел, Куприн так писал в петербургской газете "Наша жизнь":

"Отправились на Приморский бульвар, расположенный вдоль бухты. Против ожидания, туда пускали свободно, чуть ли не предупредительно. Адмирал Чухнин хотел показать всему городу пример жестокой расправы с бунтовщиками... Никогда, вероятно, до самой смерти, не забуду я этой черной воды и этого громадного пылающего здания, этого последнего слова техники, осужденного вместе с сотнями человеческих жизней на смерть сумасбродной волей одного человека. Нет, пусть никто не подумает, что адмирал Чухнин рисуется здесь в кровавом свете пожара, как демонический образ. Он просто чувствовал себя безнаказанным.

... Вдоль каменных парапетов Приморского бульвара густо стояли жадные до зрелища мещане.

И это сказалось с беспощадной ясностью в тот момент, когда среди них раздался тревожный, взволнованный шепот:

И стало тихо, до ужаса тихо. Тогда мы услыхали, что оттуда, среди мрака и тишины ночи, несется протяжный высокий крик:

- Бра-а-тцы!..

И еще, и еще раз. Вспыхивали снопы пламени, и мы опять видели четкие черные фигуры людей.

Стала лопаться раскаленная броня с ее стальными заклепками. Это было похоже на ряд частых выстрелов. Каждый раз при этом любопытные мещане бросались бежать. Но, успокоившись, возвращались снова...

И потом вдруг что-то ужасное, нелепое, что не выразишь на человеческом языке, крик внезапной боли, вопль живого горящего тела, короткий, пронзительный, сразу оборвавшийся крик. Это все оттуда. Тогда некоторые из нас кинулись на Графскую пристань к лодкам. И вот теперь-то я перехожу к героической жестокости адмирала Чухнина.

На Графской пристани, где обыкновенно сосредоточены несколько сотен частных и общественных яликов, стояли матросы, сборная команда с "Ростислава", "Трех святителей", "XII Апостолов" - надежный сброд. На просьбу дать ялики для спасения людей, которым грозили огонь и вода, они отвечали гнусными ругательствами, начали стрелять. Им заранее было приказано прекратить всякую попытку к спасению бунтовщиков. Что бы ни писал потом адмирал Чухнин, падкий на литературу, - эта бессмысленная жестокость остается фактом, подтвердить который не откажутся, вероятно, сотни свидетелей.

А крейсер беззвучно горел, бросая кровавые пятна на черную воду. Больше криков уже не было, хотя мы видели людей на носу и на башне. Тут в толпе многое узналось. О том, что в начале пожара предлагали "Очакову" шлюпки, но что матросы отказались. О том, что по катеру с ранеными, отвалившему от "Очакова", стреляли картечью. Что бросавшихся вплавь расстреливали пулеметами. Что людей, карабкавшихся на берег, солдаты приканчивали штыками. Последнему я не верю: солдаты были слишком потрясены, чтобы сделать и эту подлость.

Опять лопается броневая обшивка. Больше не слышно криков. Душит бессильная злоба; сознание беспомощности, неудовлетворенная, невозможная месть. Мы уезжаем. Крейсер горит до утра".

обвиняя писателя в том, что тот своей корреспонденцией хотел возбудить в населении ненависть к нему, Чухнину, как представителю правительственной власти1.

Куприн помог нескольким спасшимся с горящего "Очакова" матросам укрыться от преследований. Он раздобыл для них штатскую одежду, устроил работать на окрестные виноградники. В этом ему содействовали представители местной интеллигенции.

В 1905-1906 годах Куприн сотрудничает в прогрессивных сатирических журналах, а когда редактора одного из них - "Сигнала" - К. Чуковского посадили в тюрьму, то залог в 10 тысяч рублей внесла Мария Карловна, и Чуковский был освобожден.

В декабре 1905 года под влиянием событий первой русской революции Куприн пишет аллегорию "Сны": "Я верю: кончается сон, и идет пробуждение. Мы просыпаемся при свете огненной и кровавой зари. Но это заря не ночи, а утра. Светлеет небо над нами, утренний ветер шумит в деревьях! Бегут темные ночные призраки. Товарищи! Идет день свободы!

Вечная слава тем, кто нас будит от кровавых снов.

"

"Сны" овеяны высокогражданственным пафосом, однако в них есть строки, призывающие верить в стихийное прозрение человека: "Чудится мне, что однажды ночью или днем, среди пожаров, насилия, крови и стонов раздастся над миром чье-то спокойное, мудрое, тяжелое слово - понятное и радостное слово. И все проснутся, вздохнут глубоко и прозреют. И сами собою спустятся взведенные ружья, от стыда покраснеют лица святых, светом загорятся лица недоверчивых и слабых, и там, где была кровь, вырастут прекрасные цветы".

В рассказе "Река жизни" (1906) в письме студента имеются такие слова, относящиеся к событиям 1905 года.

"Я говорю тебе: над нашей родиной прошло ужасное вулканическое извержение. Вырвалось пламя долго сдерживаемого гнева и потопило все: боязнь завтрашнего дня, почтение к предкам, любовь к жизни, мирные сладости семейного благополучия. Я знаю о мальчиках, почти детях, которые отказывались надевать повязку на глаза перед расстрелом. Я сам видел людей, перенесших пытки и не сказавших ни слова. И все это родилось внезапно, появилось в каком-то бурном дыхании. Из яиц индюшек вдруг выклевывались орлята. Как недолог, но как чудесен и героичен был их полет к пылающему солнцу свободы!"

А в фантастическом рассказе "Тост" (1906) Куприн вкладывает в уста людей будущего слова восторга и благоговения перед теми, кто умирал на виселицах или был расстрелян, кто отрекся добровольно от всех радостей жизни, кроме одной радости - умереть за свободную жизнь грядущего человечества.

"сказочках" "О Думе" и "О конституции", в сатирическом рассказе "Механическое правосудие".

Куприн не принадлежал к числу писателей с отчетливо и резко выраженным политическим мировоззрением, но он входил в число художников демократического лагеря, которые испытывали на себе благотворное влияние Горького.

В трудные дни первой русской революции Куприн был в рядах демократической русской интеллигенции и особенно большой вклад в борьбу против прогнившего самодержавия внес своей повестью "Поединок". "Поединок" явился сокрушительным ударом по диким армейским нравам, да и вообще по всем порядкам, а вернее, беспорядкам, царившим в России. Повесть Куприна, как и произведения В. Вересаева ("На войне", "Рассказы о войне"), Л. Андреева ("Красный смех"), С. Сергеева-Ценского ("Бабаев"), была откликом на поражение царской России в войне с Японией, отражала недовольство народных масс самодержавием - прямым виновником бесславья России, гибели тысяч русских солдат..... Хотя писатель начал повесть до русско-японской войны, хотя в ней об этой войне не говорилось ни слова, а действие "Поединка" происходит в девяностые годы, читатели воспринимали повесть как непосредственный отклик на. происходящее, как художественное объяснение причин поражения русской армии на полях и сопках Маньчжурии.

В. И. Ленин, анализируя причины поражения России, указывал: "Офицерство оказалось необразованным, неразвитым, неподготовленным, лишенным тесной связи с солдатами и не пользующимся их доверием. Темнота, невежество, безграмотность, забитость крестьянской массы выступили с ужасающей откровенностью".

Русско-японская война показала крах не только царской армии, но всей самодержавной России: "Война,- писал В. И. Ленин, - разоблачает все более ярко, все более наглядно всю гнилость самодержавного порядка, всю преступность полицейской и придворной шайки, которая правит Россией... Война разоблачает все слабые стороны правительства, война срывает фальшивые вывески, война раскрывает внутреннюю гнилость, война доводит нелепость царского самодержавия до того, что она бьет в глаза всем и каждому, война показывает всем агонию старой России, России бесправной, темной, забитой, России, оставшейся в крепостной зависимости у полицейского правительства".

Примечания

1 (Этот иск из-за обилия дел, возбужденных против революционеров, рассматривали только через три года, в апреле 1908 года, когда Чухнин был убит одним из матросов. Писателя присудили к денежному штрафу, замененному домашним арестом.)

Раздел сайта: